Боже, помоги мне быть таким человеком, каким меня считает моя собака!
Название: Когда свиньи полетят*
Автор: Яртур
Персонажи: сэр Перси Блэйкни, его супруга леди Маргарет, гражданин Шовлен, члены Лиги Алого Первоцвета.
Описание: После термидора гражданин Шовлен, спасенный от гильотины Алым Первоцветом, проживает под домашним арестом в Блэйкни-Холле. Известие о захвате власти во Франции Наполеоном Бонапартом производит в бывшем члене Комитета общественной безопасности нравственный переворот, следствием которого становится просьба прислать ему духовника.
Рейтинг: отсутствует
Предупреждение: немного ангста в начале, немного флаффа в конце.
Жанр: драма, приключения, юмор.
Размер: миди
Комментарии: фик задуман как продолжение фика Симорин90 «Открытие Шовлена».
Статус: завершен
Дисклаймер: все права на персонажей принадлежат баронессе Орци.
И за призраком легкой свободы
Погналась неразумно земля.
Н.Гумилев.
Так грустно длится жизнь моя…
Ф.Тютчев
Крушение.
( Окрестности Парижа, 29 июля 1794 г)
Рысак, перекрашенный краской для волос до сходства с пегой крестьянской клячей, топнул копытом и негодующе затряс гривой. Грива была полна колючек репейника и сухой соломы, и жеребцу это не нравилось.
читать дальше- Ну-ну, Капитан, стой спокойно! – долговязый возница, спрыгнув с облучка, похлопал коня по крупу. – Понимаю, дружище, не очень приятно выглядеть этаким чучелом. Но потерпи еще немного, я же терплю!
Затем он извлек из-за обтрепанного обшлага белоснежный, отделанный кружевами платок и отер лицо, избавившись от кустистых седых бровей и гротескного сизого носа. Помолодев, таким образом, на пару десятков лет, верзила стащил с головы грязный фригийский колпак и не менее засаленный парик, вследствие чего сделался из брюнета блондином.
- Клянусь дохлой рыбой, ужасная гадость этот театральный грим, - бормотал он, стирая краску с длинных золотистых ресниц, которым позавидовала бы любая девушка. – Бедняжка Марго, и ей приходилось каждый вечер мазаться этой дрянью! Поистине, искусство требует жертв!
Покончив с этим, долговязый субъект коротко и резко свистнул, точно охотник, подзывающий собак. Не прошло и минуты, как лес вокруг ожил, наполнившись топотом копыт, хрустом обломившихся веток и звуками перекликающихся голосов.
- Всё в порядке, Перси? – весело спросил красивый молодой человек, осаживая у повозки свою гнедую энглизированную кобылу. Другую лошадь – вороной масти, очень рослую – он держал в поводу.
- Сейчас увидим, Тони. Если наш маленький друг по дороге не задохнулся, то да!
Перси легко вскочил на повозку и сбросил с неё тюк соломы. В воздух поднялась туча едкой пыли, Тони отчаянно расчихался, заслоняя локтем лицо. За первым тюком последовал второй, за вторым – третий, за третьим – мешок картошки, из-под которого был извлечен помятый, полузадохшийся, неописуемо грязный тип. В этом типе ни его покойный патрон гражданин Робеспьер, ни родная мать не признали бы бывшего маркиза, бывшего французского посла в Великобритании, бывшего члена Комитета общественной безопасности – словом, гражданина Шовлена.
- А… а… апчхи!!! – приветствовал он высокое собрание.
- Табакерку? – с утонченной любезностью осведомился долговязый блондин, признать в котором баронета и законодателя лондонской моды сэра Перси Блэйкни тоже было затруднительно.
- Думаешь, я буду тебе благодарен?! – прорычал француз, глядя на своего спасителя с лютейшей ненавистью.
Алый Первоцвет выдержал этот взгляд с невозмутимым хладнокровием и флегматично протянул:
- Когда-нибудь – несомненно.
- Когда свиньи полетят! – бешено выкрикнул Шовлен. Его щуплая фигурка, грязные лохмотья, всклокоченные волосы имели смешной и жалкий вид, но глаза на чумазом осунувшемся лице горели такой яростью пополам с отчаянием, что посмеяться над ним не получалось.
- Любезный Шарлемань, взглядом я не испепеляюсь, увы. Вы слишком нервны, это нездорово, - участливо заметил сэр Перси, поглаживая холку своей высокой вороной кобылы. Эндрю Фоулкс, молодой Гастингс и другие члены Лиги, спешившись, обступили предводителя и его злейшего врага. На всех лицах было написано жгучее любопытство.
- Телегу оставим здесь, но Капитана они не получат. Мои лошади слишком хороши для санкюлотов из Сент-Антуанского предместья! – изрек сэр Перси и принялся распрягать жеребца, больше не обращая на Шовлена никакого внимания.
Француз, вне себя от бешенства, рванул его за плечо.
- Если вы еще хоть раз назовете меня Шарлеманем!...
- Виноват. Шарлемань – это великий французский король, вам, как республиканцу, всякое упоминание о нем должно быть неприятно. Тем не менее, мой дорогой Шуазель*…
- …или Шуазелем!!!
- То вас хватит удар, - заключил сэр Перси. – Впервые вижу, чтобы у человека столь субтильной комплекции так багровела шея.
Бывший революционер издал странный горловой звук и, задыхаясь, судорожно дернул мятую тряпицу, некогда бывшую щегольским галстуком. Эндрю Фоулкс воспользовался паузой.
- Перси, мы теряем время! – заметил он с беспокойством. Слишком хорошо ему было известно, как пьянит его друга опасная игра со смертью.
- Да, поторопимся. Дружище, Капитан к вашим услугам, - сэр Перси слегка подтолкнул превратившегося в соляной столб француза и с ловкостью прирожденного наездника взлетел в седло.
Очередную шутку англичанина Шовлен в полной мере оценил, проделав полуторачасовое путешествие верхом на тугоуздом рысаке. Как и положено дворянину, бывший маркиз обучался верховой езде, но всадник, как, впрочем, и фехтовальщик, из него получился посредственный. Трясясь на спине Капитана, который, как жеребенок за мамкой, следовал за вороной кобылой Алого Первоцвета, он думал, что смерть на гильотине была бы менее мучительной. Когда же кавалькада достигла укромной маленькой бухты и француз на животе сполз с коня, чтобы сесть в шлюпку, ему хотелось сжаться в комок, тихонько поскулить и умереть.
- А лошади? Вы их оставите здесь? – спросил он сэра Перси, пытаясь отвлечь его внимание от своих дрожащих рук и перекошенного лица.
- Лошадей мой друг Тони завтра доставит в Англию пакетботом. Я тронут вашей заботой о судьбе старины Капитана. Отличный конь, не правда ли? Хотите, я его вам подарю?
- Merde*! – этой новой издевки нервы бывшего дипломата не выдержали. От жгучей обиды и беспомощности к глазам подступили слезы.
- Почему бы и нет? – под скрип уключин продолжал сэр Перси самым великосветским тоном. – Будете кататься верхом по парку в Блэйкни-холле, совершать, так сказать, моцион…
- Так вы намерены держать меня пленником в вашем ричмондском поместье?
- Как вы изысканно выражаетесь! – восхитился англичанин. – Безусловно, намерен. Поскольку, стоит вам высунуть нос за дверь моего дома, как вас тут же прикончит какой-нибудь фанатик-эмигрант, одержимый жаждой мести за короля, королеву, Тулон, Лион, Вандею и собственных гильотинированных родственников. Леди Блэйкни это чрезвычайно огорчит, да и я как-то привязался к вам за время нашего знакомства.
- Глупец! Я хочу умереть! – заорал Шовлен, вскочив на ноги и едва не перевернув лодку. – Все, ради чего я жил, рушится!
- Дорогой мой, мы же не в Древнем Риме! – с добродушной иронией заметил сэр Перси, налегая на весла. – В наши прозаические времена бросаться на меч в случае поражения уже не модно.
Шлюпка пришвартовалась к яхте «Полуденный сон», и мучительный для Шовлена разговор прервался, чтобы возобновиться пару часов спустя. Возможность привести себя в порядок была единственным плюсом в глазах бывшего маркиза, так и не изжившего аристократических привычек; других хороших сторон в своем положении он не видел. Особенно неприятно было общество соратников Алого Первоцвета, этих лощеных молодых наглецов, глазевших на него как на гиену в зверинце – со смесью любопытства и отвращения. Вдобавок, к своему ужасу, он ощутил приближение приступа морской болезни.
Улучив момент, когда все взгляды обратились к сэру Перси, изображавшему в лицах не вполне приличный придворный анекдот, Шовлен вышел на палубу. Снасти поскрипывали, волны били в борта, над мачтами, в разрывах облаков, летели крупные яркие звезды. Окна кают-компании были ярко освещены, оттуда слышались громовые раскаты хохота – так смеются мужчины, когда их не стесняет присутствие дам.
Холодные соленые брызги упали ему на лицо. Он машинально стер их и с пронзительной остротой ощутил свое одиночество. Рядом царили веселье, радость, дружба, а ему не было места среди этих счастливых людей, как мертвецу среди живых. Да, в сущности, он и был мертвецом. Родина, которую он так горячо любил, великие идеи, во имя которых пролил столько крови, грандиозные исторические события, участником которых был, честолюбивые мечты – всё, всё осталось в прошлом.
Погруженный в свои горькие мысли, Шовлен не услышал шагов – впрочем, рослый, атлетически сложенный англичанин умел двигаться легко и мягко, как огромный кот.
- Послушайте, приятель, уж не собираетесь ли вы сигануть за борт? – окликнул француза сэр Перси, растягивая слова в своей слегка жеманной манере. – Дурацкая идея. Я был о вас лучшего мнения.
Кровь бросилась Шовлену в голову при звуках этого томного ленивого голоса, и ненависть к проклятому авантюристу вспыхнула с новой силой.
- Не ваше дело рассуждать об идеях, вашу красивую голову они никогда не посещали. При всех ваших блестящих качествах, вы не более чем спортсмен. Меня вы спасли потому, что было бы досадно лишиться такой превосходной мишени для острот, - это ясно. А остальных? Зачем вы рисковали жизнью ради спасения растленной французской знати, которая в течение столетий только и делала, что предавалась самому гнусному разврату и, словно саранча, пожирала страну?
Сэр Перси хотел возразить, но Шовлен остановил его резким нетерпеливым жестом.
- Только не притворяйтесь, что вы, с вашим умом, думаете иначе! Никогда не поверю, что вы способны заблуждаться насчет таких людей, как эта безмозглая кукла де Марни, которой фамильные побрякушки дороже, чем жизнь верного человека. Вот таковы они все! Лучшие из них просто никчемны, худшие же… Последний из моих предков, за которого мне не стыдно, пал при Азенкуре – тогда французские дворяне еще помнили, для чего они носят оружие. Последующие же – только развратничали, истребляли друг друга в бессмысленных дуэлях и разоряли страну!
Блэйкни снова хотел говорить, и вновь француз не позволил ему вставить хоть слово.
- О, не лицемерьте! Согласились бы вы носить маску шута перед этими людьми, позволили бы им презирать себя, если бы сами питали к ним хоть каплю уважения? Вы отлично знаете им цену!
- Знаю, знаю, не беспокойтесь, - без усмешки ответил англичанин. В эту минуту он не походил ни на легкомысленного искателя приключений, ни на пресыщенного удовольствиями светского льва; взгляд синих глаз, обычно полускрытых веками, был холоден и суров.
- Тогда во имя чего?... – устало спросил Шовлен.
Сэр Перси расправил и без того безупречный галстук и задумчиво проговорил, глядя не на француза, а на пенный след за кормой:
- Кровь, текущая с помоста, тучи мух, головы в корзине… Эти старые ведьмы с их неизменным вязанием…Свобода от Бога и Его заповедей, равенство перед ножом «национальной бритвы»*… Дорогой Шарман, вам не приходило в голову, что людям не следует так поступать с людьми?
Ветер тем временем усилился, качка – тоже. Шовлен, зажав ладонью рот, устремился к борту – не с богопротивными намерениями, а с самыми что ни есть куртуазными: уберечь надраенную палубу от осквернения. Когда желудок бедняги перестал скручиваться винтом, он обнаружил тяжелую руку англичанина у себя на плече.
- Утритесь, - сэр Перси протянул ему надушенный носовой платок. – Ну-ну, без драм! Французы – сухопутная нация, морская болезнь для вас - это естественно, ergo*, не безобразно.
- Подите вы к дьяволу от меня! – простонал Шовлен.
*********
Так Шовлен поселился в поместье сэра Перси в качестве то ли гостя, то ли пленника. Прежде чем переступить порог своей роскошной тюрьмы, бывший революционер из чисто хулиганских побуждений (хоть как-то «уесть» торжествующего врага!) спросил:
- Интересно, что скажет лондонский бомонд по поводу столь эксцентричного поступка? Не боитесь, что мое присутствие в вашем доме скандализирует общество?
- Ба! – англичанин беззаботно махнул рукой, отчего фамильное кольцо, надетое на перчатку, ярко блеснуло на солнце. - Лондонский бомонд скажет, что все Блэйкни были оригиналами, а этот еще и идиот. Чего от такого ждать?
И сэр Перси рассмеялся своим раздражающим дурацким смехом.
Он оказался прав. Перемыв косточки всему семейству Блэйкни, включая миледи- актрису и её брата-республиканца, лондонские кумушки сошлись на том, что обладателю таких предков, таких лошадей, таких галстуков и такого состояния можно простить любое чудачество. Сэр Перси все так же вел рассеянную жизнь светского льва, украшая своей особой скачки и боксерские матчи, леди Блэйкни продолжала устраивать пышные приемы, на которые съезжалась вся высшая знать, - словом, их положение в свете ничуть не поколебалось. Шовлен, неизменно одетый в черное, иногда появлялся на этих приемах, показывая всем своим видом, как мало его заботит всеобщая неприязнь. Вокруг него тотчас возникало пустое пространство; атмосфера опасно накалялась, но хозяин дома не терял бдительности, и в критическую минуту поблизости раздавался его ленивый смех. Покровительство сэра Перси защищало француза от оскорблений со стороны мужчин, но не от язвительности дам, которые сами же и стремились завязать беседу с «этим чудовищем», побежденные извечным женским любопытством. Однажды леди Сюзанна Фоулкс, урожденная графиня де Турней, пустила в него парфянскую стрелу:
- Почему вы всегда носите черное, мсье де Шовлен? Или это траур по вашей дворянской чести?
На худом аскетичном лице француза не дрогнул ни один мускул.
- Траур по великой революции, мадам, - возразил он с ледяной вежливостью. – Моя честь, как и моя жизнь, - просто ничто по сравнению с этим.
Глупышка отшатнулась, как от змеи. Леди Маргарет, мелодично смеясь и шурша юбками, подхватила испуганную подругу и повлекла прочь, а сэр Перси навел двойной лорнет на миловидную юную леди, появившуюся в поле зрения, и флегматично заметил:
- Приятель, конец любви – еще не конец света, поскольку на свете не одна женщина. Вас обманула ваша великая идея? Утешьтесь с какой-нибудь другой!
Когда гости разъехались, утомленная хозяйка пожаловалась супругу:
- Перси, я не понимаю, зачем он это делает! Я каждый раз вне себя от страха, что мы не успеем вовремя вмешаться, кто-нибудь выплеснет ему в физиономию шампанское и разразится скандал.
- Дорогая, наш маленький друг отважен и горд, - улыбнулся сэр Перси. – Не часто встретишь такое храброе сердце в такой тощей груди. Думаю, ему ненавистна сама мысль о том, что кто-то сочтет его прячущимся, забившимся в норку из страха перед общественным мнением. Эта маленькая бравада – всё, что ему осталось. Я не настолько жестокий тюремщик, Марго, чтобы лишить его этого удовольствия.
…Так шли недели, месяцы, годы. Шовлен читал, играл с сэром Перси в шахматы, иногда составлял ему компанию на верховой прогулке или в фехтовальном зале, изредка, по его настоянию, сопровождал леди Блэйкни в Ковент-Гарден. Порой прежняя жизнь казалась ему сном.
*Английская поговорка, аналогичная по смыслу русской «Когда рак свистнет».
*Шуазель – французский посол в России, с позором проваливший свою миссию.
*Дерьмо! (фр)
*гильотины
*следственно (лат.)
Автор: Яртур
Персонажи: сэр Перси Блэйкни, его супруга леди Маргарет, гражданин Шовлен, члены Лиги Алого Первоцвета.
Описание: После термидора гражданин Шовлен, спасенный от гильотины Алым Первоцветом, проживает под домашним арестом в Блэйкни-Холле. Известие о захвате власти во Франции Наполеоном Бонапартом производит в бывшем члене Комитета общественной безопасности нравственный переворот, следствием которого становится просьба прислать ему духовника.
Рейтинг: отсутствует
Предупреждение: немного ангста в начале, немного флаффа в конце.
Жанр: драма, приключения, юмор.
Размер: миди
Комментарии: фик задуман как продолжение фика Симорин90 «Открытие Шовлена».
Статус: завершен
Дисклаймер: все права на персонажей принадлежат баронессе Орци.
И за призраком легкой свободы
Погналась неразумно земля.
Н.Гумилев.
Так грустно длится жизнь моя…
Ф.Тютчев
Крушение.
( Окрестности Парижа, 29 июля 1794 г)
Рысак, перекрашенный краской для волос до сходства с пегой крестьянской клячей, топнул копытом и негодующе затряс гривой. Грива была полна колючек репейника и сухой соломы, и жеребцу это не нравилось.
читать дальше- Ну-ну, Капитан, стой спокойно! – долговязый возница, спрыгнув с облучка, похлопал коня по крупу. – Понимаю, дружище, не очень приятно выглядеть этаким чучелом. Но потерпи еще немного, я же терплю!
Затем он извлек из-за обтрепанного обшлага белоснежный, отделанный кружевами платок и отер лицо, избавившись от кустистых седых бровей и гротескного сизого носа. Помолодев, таким образом, на пару десятков лет, верзила стащил с головы грязный фригийский колпак и не менее засаленный парик, вследствие чего сделался из брюнета блондином.
- Клянусь дохлой рыбой, ужасная гадость этот театральный грим, - бормотал он, стирая краску с длинных золотистых ресниц, которым позавидовала бы любая девушка. – Бедняжка Марго, и ей приходилось каждый вечер мазаться этой дрянью! Поистине, искусство требует жертв!
Покончив с этим, долговязый субъект коротко и резко свистнул, точно охотник, подзывающий собак. Не прошло и минуты, как лес вокруг ожил, наполнившись топотом копыт, хрустом обломившихся веток и звуками перекликающихся голосов.
- Всё в порядке, Перси? – весело спросил красивый молодой человек, осаживая у повозки свою гнедую энглизированную кобылу. Другую лошадь – вороной масти, очень рослую – он держал в поводу.
- Сейчас увидим, Тони. Если наш маленький друг по дороге не задохнулся, то да!
Перси легко вскочил на повозку и сбросил с неё тюк соломы. В воздух поднялась туча едкой пыли, Тони отчаянно расчихался, заслоняя локтем лицо. За первым тюком последовал второй, за вторым – третий, за третьим – мешок картошки, из-под которого был извлечен помятый, полузадохшийся, неописуемо грязный тип. В этом типе ни его покойный патрон гражданин Робеспьер, ни родная мать не признали бы бывшего маркиза, бывшего французского посла в Великобритании, бывшего члена Комитета общественной безопасности – словом, гражданина Шовлена.
- А… а… апчхи!!! – приветствовал он высокое собрание.
- Табакерку? – с утонченной любезностью осведомился долговязый блондин, признать в котором баронета и законодателя лондонской моды сэра Перси Блэйкни тоже было затруднительно.
- Думаешь, я буду тебе благодарен?! – прорычал француз, глядя на своего спасителя с лютейшей ненавистью.
Алый Первоцвет выдержал этот взгляд с невозмутимым хладнокровием и флегматично протянул:
- Когда-нибудь – несомненно.
- Когда свиньи полетят! – бешено выкрикнул Шовлен. Его щуплая фигурка, грязные лохмотья, всклокоченные волосы имели смешной и жалкий вид, но глаза на чумазом осунувшемся лице горели такой яростью пополам с отчаянием, что посмеяться над ним не получалось.
- Любезный Шарлемань, взглядом я не испепеляюсь, увы. Вы слишком нервны, это нездорово, - участливо заметил сэр Перси, поглаживая холку своей высокой вороной кобылы. Эндрю Фоулкс, молодой Гастингс и другие члены Лиги, спешившись, обступили предводителя и его злейшего врага. На всех лицах было написано жгучее любопытство.
- Телегу оставим здесь, но Капитана они не получат. Мои лошади слишком хороши для санкюлотов из Сент-Антуанского предместья! – изрек сэр Перси и принялся распрягать жеребца, больше не обращая на Шовлена никакого внимания.
Француз, вне себя от бешенства, рванул его за плечо.
- Если вы еще хоть раз назовете меня Шарлеманем!...
- Виноват. Шарлемань – это великий французский король, вам, как республиканцу, всякое упоминание о нем должно быть неприятно. Тем не менее, мой дорогой Шуазель*…
- …или Шуазелем!!!
- То вас хватит удар, - заключил сэр Перси. – Впервые вижу, чтобы у человека столь субтильной комплекции так багровела шея.
Бывший революционер издал странный горловой звук и, задыхаясь, судорожно дернул мятую тряпицу, некогда бывшую щегольским галстуком. Эндрю Фоулкс воспользовался паузой.
- Перси, мы теряем время! – заметил он с беспокойством. Слишком хорошо ему было известно, как пьянит его друга опасная игра со смертью.
- Да, поторопимся. Дружище, Капитан к вашим услугам, - сэр Перси слегка подтолкнул превратившегося в соляной столб француза и с ловкостью прирожденного наездника взлетел в седло.
Очередную шутку англичанина Шовлен в полной мере оценил, проделав полуторачасовое путешествие верхом на тугоуздом рысаке. Как и положено дворянину, бывший маркиз обучался верховой езде, но всадник, как, впрочем, и фехтовальщик, из него получился посредственный. Трясясь на спине Капитана, который, как жеребенок за мамкой, следовал за вороной кобылой Алого Первоцвета, он думал, что смерть на гильотине была бы менее мучительной. Когда же кавалькада достигла укромной маленькой бухты и француз на животе сполз с коня, чтобы сесть в шлюпку, ему хотелось сжаться в комок, тихонько поскулить и умереть.
- А лошади? Вы их оставите здесь? – спросил он сэра Перси, пытаясь отвлечь его внимание от своих дрожащих рук и перекошенного лица.
- Лошадей мой друг Тони завтра доставит в Англию пакетботом. Я тронут вашей заботой о судьбе старины Капитана. Отличный конь, не правда ли? Хотите, я его вам подарю?
- Merde*! – этой новой издевки нервы бывшего дипломата не выдержали. От жгучей обиды и беспомощности к глазам подступили слезы.
- Почему бы и нет? – под скрип уключин продолжал сэр Перси самым великосветским тоном. – Будете кататься верхом по парку в Блэйкни-холле, совершать, так сказать, моцион…
- Так вы намерены держать меня пленником в вашем ричмондском поместье?
- Как вы изысканно выражаетесь! – восхитился англичанин. – Безусловно, намерен. Поскольку, стоит вам высунуть нос за дверь моего дома, как вас тут же прикончит какой-нибудь фанатик-эмигрант, одержимый жаждой мести за короля, королеву, Тулон, Лион, Вандею и собственных гильотинированных родственников. Леди Блэйкни это чрезвычайно огорчит, да и я как-то привязался к вам за время нашего знакомства.
- Глупец! Я хочу умереть! – заорал Шовлен, вскочив на ноги и едва не перевернув лодку. – Все, ради чего я жил, рушится!
- Дорогой мой, мы же не в Древнем Риме! – с добродушной иронией заметил сэр Перси, налегая на весла. – В наши прозаические времена бросаться на меч в случае поражения уже не модно.
Шлюпка пришвартовалась к яхте «Полуденный сон», и мучительный для Шовлена разговор прервался, чтобы возобновиться пару часов спустя. Возможность привести себя в порядок была единственным плюсом в глазах бывшего маркиза, так и не изжившего аристократических привычек; других хороших сторон в своем положении он не видел. Особенно неприятно было общество соратников Алого Первоцвета, этих лощеных молодых наглецов, глазевших на него как на гиену в зверинце – со смесью любопытства и отвращения. Вдобавок, к своему ужасу, он ощутил приближение приступа морской болезни.
Улучив момент, когда все взгляды обратились к сэру Перси, изображавшему в лицах не вполне приличный придворный анекдот, Шовлен вышел на палубу. Снасти поскрипывали, волны били в борта, над мачтами, в разрывах облаков, летели крупные яркие звезды. Окна кают-компании были ярко освещены, оттуда слышались громовые раскаты хохота – так смеются мужчины, когда их не стесняет присутствие дам.
Холодные соленые брызги упали ему на лицо. Он машинально стер их и с пронзительной остротой ощутил свое одиночество. Рядом царили веселье, радость, дружба, а ему не было места среди этих счастливых людей, как мертвецу среди живых. Да, в сущности, он и был мертвецом. Родина, которую он так горячо любил, великие идеи, во имя которых пролил столько крови, грандиозные исторические события, участником которых был, честолюбивые мечты – всё, всё осталось в прошлом.
Погруженный в свои горькие мысли, Шовлен не услышал шагов – впрочем, рослый, атлетически сложенный англичанин умел двигаться легко и мягко, как огромный кот.
- Послушайте, приятель, уж не собираетесь ли вы сигануть за борт? – окликнул француза сэр Перси, растягивая слова в своей слегка жеманной манере. – Дурацкая идея. Я был о вас лучшего мнения.
Кровь бросилась Шовлену в голову при звуках этого томного ленивого голоса, и ненависть к проклятому авантюристу вспыхнула с новой силой.
- Не ваше дело рассуждать об идеях, вашу красивую голову они никогда не посещали. При всех ваших блестящих качествах, вы не более чем спортсмен. Меня вы спасли потому, что было бы досадно лишиться такой превосходной мишени для острот, - это ясно. А остальных? Зачем вы рисковали жизнью ради спасения растленной французской знати, которая в течение столетий только и делала, что предавалась самому гнусному разврату и, словно саранча, пожирала страну?
Сэр Перси хотел возразить, но Шовлен остановил его резким нетерпеливым жестом.
- Только не притворяйтесь, что вы, с вашим умом, думаете иначе! Никогда не поверю, что вы способны заблуждаться насчет таких людей, как эта безмозглая кукла де Марни, которой фамильные побрякушки дороже, чем жизнь верного человека. Вот таковы они все! Лучшие из них просто никчемны, худшие же… Последний из моих предков, за которого мне не стыдно, пал при Азенкуре – тогда французские дворяне еще помнили, для чего они носят оружие. Последующие же – только развратничали, истребляли друг друга в бессмысленных дуэлях и разоряли страну!
Блэйкни снова хотел говорить, и вновь француз не позволил ему вставить хоть слово.
- О, не лицемерьте! Согласились бы вы носить маску шута перед этими людьми, позволили бы им презирать себя, если бы сами питали к ним хоть каплю уважения? Вы отлично знаете им цену!
- Знаю, знаю, не беспокойтесь, - без усмешки ответил англичанин. В эту минуту он не походил ни на легкомысленного искателя приключений, ни на пресыщенного удовольствиями светского льва; взгляд синих глаз, обычно полускрытых веками, был холоден и суров.
- Тогда во имя чего?... – устало спросил Шовлен.
Сэр Перси расправил и без того безупречный галстук и задумчиво проговорил, глядя не на француза, а на пенный след за кормой:
- Кровь, текущая с помоста, тучи мух, головы в корзине… Эти старые ведьмы с их неизменным вязанием…Свобода от Бога и Его заповедей, равенство перед ножом «национальной бритвы»*… Дорогой Шарман, вам не приходило в голову, что людям не следует так поступать с людьми?
Ветер тем временем усилился, качка – тоже. Шовлен, зажав ладонью рот, устремился к борту – не с богопротивными намерениями, а с самыми что ни есть куртуазными: уберечь надраенную палубу от осквернения. Когда желудок бедняги перестал скручиваться винтом, он обнаружил тяжелую руку англичанина у себя на плече.
- Утритесь, - сэр Перси протянул ему надушенный носовой платок. – Ну-ну, без драм! Французы – сухопутная нация, морская болезнь для вас - это естественно, ergo*, не безобразно.
- Подите вы к дьяволу от меня! – простонал Шовлен.
*********
Так Шовлен поселился в поместье сэра Перси в качестве то ли гостя, то ли пленника. Прежде чем переступить порог своей роскошной тюрьмы, бывший революционер из чисто хулиганских побуждений (хоть как-то «уесть» торжествующего врага!) спросил:
- Интересно, что скажет лондонский бомонд по поводу столь эксцентричного поступка? Не боитесь, что мое присутствие в вашем доме скандализирует общество?
- Ба! – англичанин беззаботно махнул рукой, отчего фамильное кольцо, надетое на перчатку, ярко блеснуло на солнце. - Лондонский бомонд скажет, что все Блэйкни были оригиналами, а этот еще и идиот. Чего от такого ждать?
И сэр Перси рассмеялся своим раздражающим дурацким смехом.
Он оказался прав. Перемыв косточки всему семейству Блэйкни, включая миледи- актрису и её брата-республиканца, лондонские кумушки сошлись на том, что обладателю таких предков, таких лошадей, таких галстуков и такого состояния можно простить любое чудачество. Сэр Перси все так же вел рассеянную жизнь светского льва, украшая своей особой скачки и боксерские матчи, леди Блэйкни продолжала устраивать пышные приемы, на которые съезжалась вся высшая знать, - словом, их положение в свете ничуть не поколебалось. Шовлен, неизменно одетый в черное, иногда появлялся на этих приемах, показывая всем своим видом, как мало его заботит всеобщая неприязнь. Вокруг него тотчас возникало пустое пространство; атмосфера опасно накалялась, но хозяин дома не терял бдительности, и в критическую минуту поблизости раздавался его ленивый смех. Покровительство сэра Перси защищало француза от оскорблений со стороны мужчин, но не от язвительности дам, которые сами же и стремились завязать беседу с «этим чудовищем», побежденные извечным женским любопытством. Однажды леди Сюзанна Фоулкс, урожденная графиня де Турней, пустила в него парфянскую стрелу:
- Почему вы всегда носите черное, мсье де Шовлен? Или это траур по вашей дворянской чести?
На худом аскетичном лице француза не дрогнул ни один мускул.
- Траур по великой революции, мадам, - возразил он с ледяной вежливостью. – Моя честь, как и моя жизнь, - просто ничто по сравнению с этим.
Глупышка отшатнулась, как от змеи. Леди Маргарет, мелодично смеясь и шурша юбками, подхватила испуганную подругу и повлекла прочь, а сэр Перси навел двойной лорнет на миловидную юную леди, появившуюся в поле зрения, и флегматично заметил:
- Приятель, конец любви – еще не конец света, поскольку на свете не одна женщина. Вас обманула ваша великая идея? Утешьтесь с какой-нибудь другой!
Когда гости разъехались, утомленная хозяйка пожаловалась супругу:
- Перси, я не понимаю, зачем он это делает! Я каждый раз вне себя от страха, что мы не успеем вовремя вмешаться, кто-нибудь выплеснет ему в физиономию шампанское и разразится скандал.
- Дорогая, наш маленький друг отважен и горд, - улыбнулся сэр Перси. – Не часто встретишь такое храброе сердце в такой тощей груди. Думаю, ему ненавистна сама мысль о том, что кто-то сочтет его прячущимся, забившимся в норку из страха перед общественным мнением. Эта маленькая бравада – всё, что ему осталось. Я не настолько жестокий тюремщик, Марго, чтобы лишить его этого удовольствия.
…Так шли недели, месяцы, годы. Шовлен читал, играл с сэром Перси в шахматы, иногда составлял ему компанию на верховой прогулке или в фехтовальном зале, изредка, по его настоянию, сопровождал леди Блэйкни в Ковент-Гарден. Порой прежняя жизнь казалась ему сном.
*Английская поговорка, аналогичная по смыслу русской «Когда рак свистнет».
*Шуазель – французский посол в России, с позором проваливший свою миссию.
*Дерьмо! (фр)
*гильотины
*следственно (лат.)
@темы: Фанфикшн
